"Пойте Богу разумно"
Пойте Богу разумно
«Как поет хор — так и молится храм.»
Эта статья возникла как ответ на обращенные ко мне вопросы верующих людей о церковном пении. Поэтому и форма для статьи выбрана в виде вопросов и ответов на них. Основой для размышлений послужила вся совокупность слышанного мною с детства церковного монашеского пения, опыт управления братскими хорами в Свято-Введенской Оптиной пустыни и Троице-Сергиевой Лавре, а также совершавшиеся в ближайшее десятилетие поездки по крупным и малым монастырям России.
Мое детство прошло в Сергиевом Посаде. Отец — прот. Иоанн (Разиньков) — 28 лет был протодиаконом в Преображенском храме г. Москвы (бывшее село Богородское). Хором в этом храме управлял дореволюционный регент и церковный композитор Серафим Иванович Виноградов. Мама — матушка Валентина — 18 лет пела в Патриаршем Богоявленском Елоховском соборе в Москве, была солисткой Патриаршего хора. В то время им управлял воспитанник хора дореволюционного синодального училища, известный регент Виктор Степанович Комаров. Там я впервые услышал знаменное исполнение, в частности, догматиков, о чем радел еще Патриарх Алексий I (Симанский). Основы моего представления об образцовом монастырском пении складывались именно тогда: когда я ребенком бывал на будничных службах в Троице-Сергиевой Лавре, где пели старые монахи и сохранялась старинная монашеская школа канонархов, когда слышал пение сестер монашеской общины глинского старца схиархимандрита Симеона, у которого ежегодно гостил летом с родителями в Абхазии в г. Гудаута. Другой важнейшей составляющей считаю певческое воспитание, воспринятое мною с 9 лет благодаря участию в профессиональном хоре мальчиков Московского государственного училища (ныне хоровая академия) имени Александра Васильевича Свешникова, который был воспитанником синодального хора Русской Православной Церкви. Там я учился 11 лет. В репертуар хора входили произведения С.В. Рахманинова, П.И. Чайковского, С.И. Танеева, Г.В. Свиридова, В.С. Калинникова, И.С. Баха, В.А. Моцарта и др. музыкальных гениев мировой культуры. Само училище было основано еще до революции и являлось главным церковным хором Русской Православной Церкви при Священном Синоде. В советское время хор был преобразован в государственное хоровое училище, но сохранил музыкальную преемственность, прежний состав преподавателей, продолжил традиции, заложенные в дореволюционное время. Это училище по сей день остается лучшей хоровой школой России.
С 1986 года до ухода в Оптину пустынь был солистом ансамбля «Древнерусский распев», созданного митрополитом Питиримом при издательском отделе Московской Патриархии с целью восстановления знаменного пения. В 1988 г. поступил в Свято-Введенскую Оптину пустынь. До 1994 года управлял правым братским хором в монастыре и знаменным праздничным хором в Иоанно-Предтеченском скиту Оптиной пустыни. В 1995 поступил в число братии Троице-Сергиевой Лавры, где нес послушание регента братского хора и знаменного хора в Троицком храме. В 1998 г. перешел в возрождающийся Кожеезерский Богоявленский монастырь Архангельской епархии[1], настоятелем которого являюсь в настоящее время. Те взгляды, которые изложены в статье, постепенно воплощаются в жизнь в создаваемом женском монастыре на Кожозере, и это начинает приносить свои благие плоды, прежде всего помогает создавать и сохранять монастырский дух.
В своей оценке современного церковного пения я опираюсь, с одной стороны, на собственный опыт слушателя и исполнителя богослужебных песнопений, с другой стороны — на святоотеческие советы в отношении церковного пения. Конечно же, я не притязаю на окончательность и полноту сделанных выводов.
- Каким должно быть пение в храме?
- Представьте, что в храм пришел человек, каких сейчас немало: неверующий, ничего или мало что понимающий, в страстях, поврежденный миром, расстроенный какими-то обстоятельствами. Хор должен петь так, чтобы этот человек, придя на службу, ощутил действие благодати молитвы, чтобы он умилился от проникновенного, глубокого пения. Речь идет не о внешней красоте — красиво и светские хоры поют, а именно о благодатности пения.
- Что нужно для того, чтобы хор пел благодатно?
- Церковное пение — это молитва, молитва особая, выражающаяся именно в пении. Человек поющий — это человек особо молящийся.
На Афоне было видение: когда монахи выходили со службы, то Матерь Божия раздавала каждому молившемуся по золотой монете, а некоторым — по две. Потом выяснилось, что по две монеты Она дает тем, кто пел на службе. Но не тому, кто пел красиво — а тому, кто при этом молился и тем самым других подвигал к молитве. Это одна из основных задач певцов и, конечно, регента.
Если в храме звучит молитвенное, духовно правильное пение — то и прихожане, даже невольно, начинают молиться, потому что через пение передается молитвенный дух. Особенно это нужно в наше время, когда в церковь приходит много новых людей.
Если хочешь узнать, как налажена духовная жизнь на том или ином приходе или в монастыре — приди в храм и послушай, как идет служба. Конечно, влияют разные обстоятельства — нет певчих, мало прихожан. Но это внешнее. А главное — отношение к службе, любовь к Богослужению — проявляется во всем. Это видно даже из того, как расставлены иконы, насколько чисто в храме. Но особенно это проявляется в Богослужебном пении. Если игумен или игумения монастыря любит службу, каждый день в храме — соответственно обращает внимание на клирос, на то, чтобы пели и читали лучшие, ведь Богу надо отдавать лучшее. Как правило, певчие, которые могут хорошо молитвенно петь, способны нести и другие важные послушания в монастыре. Если на первое место ставится служба, то певчий, который мог бы быть поставлен на другое послушание, будет снят с него, ради благолепия службы: пусть будет не так чисто, меньше цветов посажено или еще что-то другое не будет сделано, но певчий будет на Богослужении. И настоятель будет стараться, чтобы вообще все, находящиеся в монастыре, были на службе. Если на это обращается внимание — то духовная жизнь движется, больше людей начинает ходить в храм. Ведь самое главное — служба, когда братия или сестры вместе, единодушно молятся Богу. Господь будет благословлять это дело, посылать средства и устраивать все остальное, потому что совершается самое главное. Помню, когда открывалась Оптина, владыка Евлогий так радел о Богослужении, что, хотя братий вначале было немного (20-30 человек), было два клироса. На все службах — и будничных и праздничных! Поэтому обидно бывает, когда приходишь в монастырь, особенно в женский, где много сестер, и видишь на клиросе всего несколько человек. О двух клиросах тут уже речь не идет. А ведь в любой обители, особенно в такой уединенной и пустынной, как Кожеезерский Богоявленский монастырь, самое большое утешение — это служба. Не какие-то внешние, мирские утешения — будь то трапеза, или дивные северные красоты лесов и озер — а Богослужение.
- Какими качествами должен обладать певчий церковного хора?
- Не может хорошо петь человек, не ведущий духовную жизнь. Певчий, прежде всего регент, должен вести духовную жизнь, осознавать, что служит Богу, понимать, как надо Богу служить. Клирос — это помощники священника. Недаром клиросы с древности устраивали на амвоне, перед алтарем, а называли «крылос», т.е. крыло алтаря. Два крыла — правый и левый клирос молитвы. Во многих монастырях, например, в Иосифо-Волоцком, существовали певческие корпуса. Что это означало? Особые привилегии? Нет! Просто в монастырях понимали, что от пения, чтения во многом зависит дух в храме и обители, то, какая будет служба.
Регент и певцы должны знать и выполнять то, что советуют святые отцы о молитве — св. прав. Иоанн Кронштадский, прп. Симеон новый Богослов, прп. Иосиф Волоцкий, свт. Феофан Затворник и др. Надо стараться прежде всего молиться — это первое условие. Если этого нет, то пение будет внешним.
Молиться необходимо сознательно, вникать в смысл песнопений. Нередко получается, что человек, много лет поющий на клиросе, не знает, не понимает общего хода службы, не помнит слов важнейших песнопений, т. к. не вникает в то, что поет.
Не может молиться, а значит и хорошо петь, несмиренный человек. Молитва гордого не может быть нормальной, так как «Бог гордым противится, а смиренным дает благодать». Человек, который находится в несмиренном, раздраженном состоянии, не сможет правильно молиться Богу, петь и читать благодатно. Когда же человек смиряется, душа его устремляется к Богу — он с любовью относится в первую очередь к Богослужению, к регенту, к тем, кто рядом с ним поет, поддерживает их.
Почему во все времена монашеское пение считалось образцом? Иногда приходиться слышать такое мнение: в монастыре, мол, хорошо поют от навыка, потому что поют каждый день. Нет, не только и не столько поэтому. Ведь много хоров, которые часто поют, те же приходские хоры. Но монашеское пение всегда отличается, особенно когда слышишь пение старых монашеских школ, монахов, которые прошли гонение, исповедание своей веры. Миряне ни читать, ни службу вести как монахи не могут. Почему? Потому что только смиренный человек, посвятивший всю свою жизнь Богу, может хорошо, правильно петь. Чем выше смирение, тем выше, духовнее пение. А в монастыре эта добродетель приобретается в большей мере, чем в миру. Ну и, конечно же, многое дает благословение Божие на монашество.
Не может хорошо петь человек, который несет только клиросное послушание, а в другом не слушается, скажем, отказывается трудиться на других послушаниях. И наоборот: трудящийся человек будет петь благодатно. Например, если монастырский певчий работает физически — колет дрова, печет просфоры, хлеб — он еще и на этих послушаниях смиряется, значит, он будет более отзывчивым в пении, будет лучше чувствовать регента.
- Какие распространенные недостатки встречаются на современных клиросах?
- В последнее десятилетие в монастырях и на приходах широко распространилось такое губительное для молитвенного пения явление, как читок. На музыкальном языке читок — это пение стаккато, художественный прием, который используется в основном в светских произведениях для создания определенного образа: например, с его помощью можно передать звуки дождя, стучащего по жестяной крыше, телеги, едущей по каменистой почве.
В церковном пении читок на слух воспринимается как нарочитое подчеркивание каждого слога: «Гос-по-ди-воз-звах-кТе-бе-у-слы-ши-мя». Похоже на то, как танцуют чечеточники, или даже просто как каблуками стучат в пляске. Но в церкви — какая пляска может быть? Стихиры на «Господи воззвах» по смыслу совершенно другие: человек молится, чтобы Господь его услышал. А как он может молиться под чечетку, когда фразу дробят на слоги? Человек пришел в храм — и вдруг слышит такое пение. Он же не будет так читать дома, когда он действительно в молитвенном расположении. А почему в храме так надо делать — не понятно. Люди, конечно, терпят, не уходят из храма.
В так называемом читке проявляется внутреннее состояние человека, чужие ритмы — не русские и не православные. Именно они приводят к тому, что певчие поют дергано. С этим регенту надо бороться, такое пение не отвечает смыслу молитвы. А этот читок сейчас еще и насаждают, преподносят как нечто древнее.
Читок в пении учит внешними приемами добиваться смысла. А добиваться надо не внешними приемами (стаккато, дерганием) — а внутренним содержанием. Надо молиться и вникать в смысл того, что поешь, и он тебе подскажет. А читок — это искусственный прием, почти всегда мешающий вникнуть в смысл песнопения, сосредоточиться на молитве. Церковный хор может им пользоваться только на спевках, например, чтобы выровнять ритм или собрать хор воедино. На Богослужении читок неприемлем, так как он чужд смыслу молитвословий.
За последний год я не раз сталкивался с таким печальным явлением, особенно в женских монастырях: пел хор нормально, и вдруг начинают дергать. Подходишь, спрашиваешь: «А зачем вы это делаете? Какой смысл?» — «Нас обучают этому. Регенту говорят, что так надо делать, дикция, мол, слышна». — «А у вас и так все слышно было. Зачем?» Они и сами не знают зачем. У женщин устроение более тонкое, нежное, в их устах читок звучит ужасно, это просто разбивает молитву. А зачем это делать? Пойте просто. Известно выражение прп. Амвросия Оптинского: «Где просто — там ангелов со сто, а где мудрено — там ни одного».
Недопустимое явление на клиросе — так называемое скорочтение и скоропение, когда чтецы или певчие очень быстро поют и читают, тараторят так, что люди не могут не только воспринять смысл молитв, но даже и разобрать слова. Петь и читать надо с такой скоростью, чтобы, с одной стороны, понимать смысл молитвы, а с другой, внятно произносить слова, чтобы чтение и пение не превращались в скороговорку. В основном это происходит от желания быстрее закончить службу, оттого, что человек не понимает, Кому он предстоит, Кому молится. Как учит прп. Симеон новый Богослов, лучше совсем не молиться, чем молиться небрежно. Это грех небрежения к Богу, за который Господь сильно наказывает.
Другой недостаток, особенно распространенный у приходских новоначальных чтецов и певчих — страстное чтение и пение. К сожалению, в нынешней ситуации люди нередко годами продолжают оставаться новоначальными и не понимают, что нельзя в чтении и пении навязывать другим свои чувственные излияния, которые, как правило, наполнены страстями. Когда человек читает или поет, он должен сам вникать в смысл, но ни в коем случае никого другого не поучать. Церковные певчие и чтецы должны следить за тем, чтобы не выдавать за молитву свою страстность.
Даже в известных монастырях приходится слышать, что поют по-женски, страстно, с «подъездами», не контролируя себя. А в монастырском хоре должны быть слышны не мужские или женские голоса, а монашеское, ангельское пение. Мне доводилось слышать хорошие сестринские хора, которые поют и аккуратно, и благодатно. Один из таких хоров — в Покровском монастыре г. Золотоноша. Я попал туда на Богоявление в 1991 году. Эту службу никогда, наверное, не забуду. Чувствовались монастырские традиции, преемственность, молитвенность и торжество праздника в духовном пении хора. Регентом была ныне почившая монахиня Мардария, человек духовный, из числа старых монахинь, и это передавалось певчим. Она вела хор не столько руками, сколько голосом, задавая духовный тон.
Когда человек читает или поет на службе — он должен следить за тем, чтобы читать ровно, ничего не выделяя специально. Не надо интонацией или нажимом голоса что-то доказывать, разъяснять молящимся. Поют, например, «Помышляя день страшный» перед Великим Постом и выделяют: «су-удного дня», «стра-ашного дня» — как бы пугают. Это неуместная концертность, театральность, присущая католичеству. Вместе с тем не должно возникать автоматизма в чтении. Молитва должна быть живым предстоянием перед Богом, обращением к Господу Иисусу Христу, или Святому Духу, или Богу Отцу, или Ангелу-Хранителю, или святым. Только внешне не надо этого показывать: чем больше ты будешь скрывать свои чувства, стараться, чтобы никого не смутить своими сердечными излияниями, тем больше такая молитва будет передаваться другим людям, тем полнее души молящихся будут воспринимать ее. А внешне никаких выделений не должно быть — чтение и пение должны литься ровненько, как ручеек, или как бисер нанизываться на нитку. А певец или чтец при этом должен все глубже и глубже молиться. Это зависит от скромности: чтец должен понимать, что кому-то неприятно слышать твои чувства. Надо бояться помешать молитве другого человека своими страстями, выражающимися в голосе. Ведь среди молящихся есть люди гораздо выше духовно и им тяжело будет молиться под страстное чтение или пение.
Любой человек с неповрежденной совестью знает, что хвалиться, бахвалиться чем-либо, выставлять себя — стыдно. Приятное, располагающее впечатление производит человек скромный, даже если он молчит, на него обращают внимание. Так же и в чтении, пении. Вот один из примеров неправильного отношения к чтению, пению. Пришел в храм человек, из числа страстных людей (они себя обычно считают добрыми, духовными). И ему очень хочется петь. А петь он, на самом деле, по сравнению с другими людьми, не умеет. Но этого он даже не замечает. Он начинает подпевать вместе с хором — у него, видите ли, душа поет. А нужно ли его пение другим? Может быть, он мешает, даже ранит кого-то своим пением. Но такой человек и не думает об этом, а если кто-то делает ему замечание — обижается.
Еще одно проявление несмиренного отношения — стремление выделиться, показать свой голос. В монастырском хоре все должны петь как один, слаженно. Особенно это важно при знаменном пении. Когда поют гармонией, в три-четыре голоса — у страстного человека больше возможностей выделиться из общей массы, показать свой голос, его красоту. А когда при знаменном пении все поют в один голос, особенно если поют идеально чисто и ритмично — уже не слышен тембр отдельного человека, благодаря которому мы узнаем, кто поет, говорит. Допустим, десять человек поют одну ноту. Если они будут петь как нужно, что называется в унисон, то тогда оттенки каждого голоса будут сливаться. И будет ощущение, что поет один человек с голосом удивительной силы и красоты. Если же кто-то попробует выделиться — он только испортит пение, это будет как выплеск из общей массы. То есть в знаменном пении все должны идеально слышать друг друга. И тогда унисонное пение начинает звучать как богатый колокол. Известно, что колокол звучит обертонами: есть основной тон, от него отходит обертон, потом еще один и т.д. У хороших, богатых колоколов много обертонов, которые усиливают и дополняют друг друга: чем больше этих обертонов, тем красивее звук. Такое же явление происходит при одноголосном пении.
- Обязательно ли музыкальное образование для регента, певчих церковного хора?
- Главное, чтобы регент был духовно грамотным. Ведь одна из важнейших его задач — научить человека молиться. Регентская работа на спевках заключается не только в изучении распевов, гласов, песнопений, но и в том, чтобы разъяснять смысл песнопений, расшевеливать сознание, так чтобы певчие, вникая в смысл, благоговейно относились к исполняемому, осознанно молились во время службы.
Регент и певчие не обязательно должны быть музыкально грамотными. Бывает говорят: «Да, да, этот человек потому так и регентует (поет), что у него образование консерваторское». Это заблуждение. Конечно, образование тоже играет роль, его не так легко получить — для этого нужны таланты от Бога. Но не это главное. Светское музыкальное образование дает знания — но не дает благодать. Священнику тоже надо заканчивать семинарию, чтобы стать священником. Но главное качество любого духовного человека — священника, монаха, регента — то, чтобы он был верующим, чтобы он благоговейно, со страхом Божиим совершал свое дело, любил Бога и людей. Это самые основные качества — евангельские. Конечно, лучше когда человек и образован, и верующий. Певчие церковного хора тоже должны иметь определенный профессиональный уровень, чтобы пение было чистым, аккуратным, но главное — они должны молиться. Даже у опытного регента неверующий певец, пусть и с хорошим голосом, не сможет петь, как нужно. И наоборот: в Оптинском скиту в хоре пел всего один брат с музыкальным образованием, а остальные его не имели. Но даже в знаменном хоре Троице-Сергиевой Лавре, где все певчие были музыкально образованы, я не мог добиться той силы и глубины пения, которые были у простых певчих в Оптине.
По моему убеждению, никакой профессионал не в состоянии исполнить церковное песнопение так, как это делает правильно, в духе живущий монах. Поэтому вызывают недоумение случаи, когда в современных монастырях, для обучения монашеских братских и сестринских хоров приглашаются оперные педагоги. Чему может научить светский певец монаха? Вокальной постановке голоса? Приведу такой показательный пример. В 1987 г. в Греции проходил конкурс знаменных хоров. Туда поехал сводный мужской хор Московской консерватории и хорового училища и — по признанию близко знакомых мне участников хора — с треском провалился. Можно представить, насколько бледно звучало одноголосное знаменное пение всенощного бдения в исполнении 30-40 профессионалов на фоне греческих знаменных хоров, где духом пели верующие люди, возможно, монахи.
- Каким должен быть репертуар церковного хора? Следует ли стремиться к его разнообразию?
- Многие священники указывают на то, что не надо вводить новые песнопения, на которые уходит много сил и времени: главное, чтобы хор пел молитвенно. А певчие, регенты недуховные не понимают о чем речь, гонятся за красотой, разнобразием. Что отличает церковный хор от светского? Молитва. Когда нет этого понимания, тогда в репертуаре хора появляются всякие концерты, партес, пение на греческом. А люди пришедшие в храм вынуждены терпеть неразумие и непослушание регента.
Основное правило при выборе того, что петь и как петь, состоит в следующем: если пение способствует молитве и соответствует святоотеческому православному преданию, то этого и надо держаться; если что-то в пении и чтении мешает молитве — то зачем это нужно?
Поэтому ни в коем случае нельзя выносить сырые, неразученные песнопения на Богослужение — лишь бы спеть что-нибудь «новенькое» к празднику. Пусть все будет просто, но без запинок, чтобы певчие не отвлекались от молитвы на ноты. Нельзя превращать храмовую молитву в спевку! Время для спевок нужно находить, отказываясь от второстепенных занятий ради главного — Богослужения.
При выборе песнопений, конечно же, важно чтобы пение соответствовало духу праздника, чтобы певчие осознавали, о чем они поют, какой праздник прославляют: если это Пасха — то торжественно, ликующе, в Пост — строгое покаянное пение. А то иногда приходится слышать в Пост какую-нибудь совершенно несоответствующую по характеру, веселенькую «Господи, помилуй».
Нередко в современных храмах звучит пение на чужих языках. Поют, например, ектении, «Единородный Сыне», «Херувимскую», «Милость мира», «Достойно есть» на греческом, латинском, сербском или грузинском, иногда это делается на протяжении ряда лет. Одно дело, если в храм приехали гости: например, на службе стоят грузины (пускай даже один) и хор спел по-грузински «Святый Боже». Думаю, все отнесутся к этому с пониманием: оказали любовь приезжему, дали ему возможность помолиться на родном языке, порадовались за него. Но нельзя же из-за этого каждый день служить на грузинском или петь на греческом, потому, что ты побывал на Афоне.
Недавно я приехал в один монастырь — там чуть ли не половина службы поется на греческом. А это было Богослужение, на котором присутствовало много народа. Спрашиваю: «А много ли у вас греков в храме?» Оказывается, ни одного нет. «А почему поете на греческом?» — «А потому что нравится греческое пение». Спрашивается, а почему 300 человек должны стоять, не понимая службу? Потому что так хочется регенту? Это пример неразумия, несмирения и нелюбви к людям. К тому же, у нас не могут петь греческие песнопения так, как греки, потому что разные культуры, разный дух: у греков огненное пение, а в русском пении — такая глубина, мир. Надо помнить и о том, что Греция, даже Афон — это все-таки не рай, и не следует безоговорочно принимать все идущее оттуда. Для воспитания молитвенного духа по образцу высокодуховных греческих монастырей нужно избирать лучшие образцы, такие, например, как «Агни Парфене» в исполнении монахов монастыря Симонпетра, записи Литургии старостильного монастыря Киприана и Иустинии, афонского монастыря Эсфигмен. Удивительно то, что поклонники византийского пения нередко не отделяют хорошее истовое греческое пение от мусульманизированного. Ведь Византия половину тысячелетия находилась под мусульманским (турецким) игом, во время которого попиралось все православное. Это наложило отпечаток на их культуру. В 1990 г. в аннотации к диску Павле Аксентьевича Драгослава, исполнителя сербских церковных песнопений, я читал, что он исполняет расшифрованные сербские распевы XV—XVI вв., очищенные от мусульманских наслоений (ведь сербы также сотни лет жили под мусульманским игом). Этим мне прежде всего и близки сербские распевы в исполнении Драгослава — тем, что они очищены от чужеродного влияния. К тому же Павле Аксентьевич, как известно, человек с истинно православной душой, подвижник, горячо любящий свою Родину. Георгий Поличенко (администратор хора «Древнерусский распев») рассказывал мне, что когда Драгослав останавливался у них, то очень строго постился, сокрушался до плача о судьбе Сербии. Поэтому у него и распевы такие, берущие за сердце и за душу.
В древности, как известно, вопрос об отборе церковных песнопений не стоял: не разрешали петь вообще никакие авторские произведения. Мало ли что человек по страсти своей сочинил. Сейчас при выборе репертуара регент должен иметь большую чуткость: от пения не должен страдать ни один истинно верующий человек (речь не идет о болящих или страстных). Хор не должен пением раздражать других людей из-за того, что поют на непонятном языке, поют страстно или сбиваются. Нарушается закон любви, который Господь заповедал.
- Расскажите, что такое партесное пение? Справедливо ли отрицательное отношение к нему?
- Расхожее мнение о партесном пении — что это то же самое, что гармония. Но это не так. Гармония — это пение, благословленное Церковью и старцами: известны оптинские, киево-печерские, глинские, зосимовские, саровские, семиозерские, лаврские и другие гармонические монастырские распевы и удивительной красоты подобны, коими пользовались и пользуются сейчас большинство монастырей. В основе обиходных гласов — тоже гармония. Для нашего воспитания — это нормальная музыка. Партес же — это концертное западное пение, зачастую полифоническое (те есть в нем одни голоса накладываются на другие). Партесное пение появилось в русских православных храмах в XVIII веке под влиянием католического запада, прежде всего итальянской музыки. Несоответствие внешней эффектности, чувственности партесной музыки глубинному смыслу церковных песнопений обычно создает ощущение вычурности, неуместности партеса в храме, вызывает отрицательное его воприятие. К партесу действительно можно предъявить такую претензию, что это не церковное произведение. Хотя важен не сам партес — важно то, как его исполняют. Надо сказать, что партес на православной почве не прижился — сейчас им почти нигде не поют, даже на приходах, тем более в монастырях.
- Как вы относитесь к попыткам введения знаменных песнопений?
- Со знаменным пением вопрос очень серьезный, он требует отдельного разговора. Это очень благодатное, глубокое пение, это особый музыкальный, духовный язык наших предков, звучание которого почти утрачено. Приведу такое сравнение. Еще сто лет назад люди говорили ярко, самобытно. И сейчас еще, если доведется услышать народную, богатую, красивую деревенскую речь — скажем, вологодскую, рязанскую, пензинскую — чувствуешь только ей присущий колорит, красоту, образность выражений. Но попробуйте сами заговорить на народном наречии — получится пародия. Воссоздать ее в полноте, с ее красотой, внутренней гармонией — это нам уже не свойственно. Это же происходит и со знаменным пением. Чтобы его освоить — надо иметь соответствующий дух, такой, какой был у наших предков — русский, православный. Сейчас в силу многих обстоятельств большинство русских людей русские только по крови: разрушена традиция, нет преемственности, дух не тот, ведь мы все воспитанники европейской культуры — в лучшем случае воспитаны на Бахе, Моцарте, большинство же — на рок-«культуре», сущность которой антидуховна.
В результате то, что сейчас приходится слушать под видом знаменного пения — обычно вообще не имеет к нему отношения. Иногда слышишь, как в наших храмах звучат знаменные распевы, и думаешь: «Уж лучше бы пели самым вычурным партесом!» Скажем, человек занимался всю жизнь рок-музыкой — и вдруг в течении двух-трех лет становится эталоном знаменного пения. Или начинает что-то свое придумывать, например, вводит иссон: гармонию отверг и обругал — а петь в один голос надоедает, скучно, не то, потому что молиться надо. Нет ничего зазорного в том, что человек, который только пришел в церковь, не умеет молиться. Ему, конечно, даны какие-то благодатные моменты молитвы, но нужен большой труд, нужно смирение. А иначе становится скучно, одноголосное пение получается пустым. Пристраивается иссон на греческий манер, хотя русское знаменное пение с иссоном никогда не пелось.
Другой распространенный недостаток современного так называемого знаменного пения — его замороженность. Люди, которые совсем не разбираются в пении, могут ошибочно принимать это за безстрастность. Но это никакая не безстрастность, а проявление внутренней поврежденности современного человека, неумения петь по-русски, глубокомысленно и одновременно просто, с душой, от души (не путайте с чувственностью!).
К тому же, если в радеющем о восстановлении знаменного пения, есть хоть чуточку гордости и преимущества перед другими поющими (например, гармонией), то он уже проиграл. Я советую таким людям научиться хорошо петь монашеской гармонией — освоить обиход и подобны — это гораздо проще и естественнее с учетом нашего воспитания.
- Можно ли сейчас услышать образцы духовного пения?
- У нас не хватает образцов истинного пения по духу — народного, казаческого, церковного, монашеского. Было бы хорошо подготовить для православных людей кассету с музыкальными записями, соответствие которых православному духу было бы подтверждено авторитетом духовников и старцев, а не новоявленных богословов прозападной ориентации. К большому сожалению, сейчас очень сложно найти настоящие монашеские записи, т. к. одна из важнейших составляющих монашеской жизни — скромность и сокровенность. Редко кто из истинно живущих монахов сможет не смущаясь сниматься на камеру, стоять перед микрофоном, делать дубль за дублем. Разве что за послушание. Например, в фильме «Монастырь» старец из Псково-Печерской лавры, кормивший синиц, увидел, что его тайно снимают из-за поленницы — и тут же скрылся. Так же и с пением. Люди, не имеющие духовной чуткости, скромности и такта не поймут этого.
Позволю себе назвать несколько записей, которые можно было бы поместить на такую кассету. Один из образцов церковного пения — записи 1970-80-х гг. болгарского софийского священнического хора «Ангело гласниат». Мне также довелось услышать записи стихиры преподобному Сергию Радонежскому, где канонарит о. Иосиф (Дьяченко). Это действительно канонарх! Эти записи пронизаны таким духом, любовью к Богу. Сам он музыкальный воспитанник хорового училища имени А.В. Свешникова. Его отец был благочестивый дьякон, служил в Сокольниках, мама была глубоко верующий человек. Сочетание духовного и музыкального образования дало многое. Но этих записей, к сожалению, не слышно, их почти нельзя найти.
Еще один возможный образец — это записи хора под управлением Анатолия Гринденко. Этот хор сейчас известен под названием «Древнерусский распев». Идея создания хора по возрождению древнерусского распева принадлежит Владыке Питириму, воспитаннику Патриарха Алексия I (Симанского), который тоже радел о знаменном пении. Моя мама рассказывала, что по благословению Патриарха Алексия I Патриарший хор всегда пел знаменные догматики. В 1980-е годы, когда наступило более-менее благоприятное время, Владыка Питирим создал этот хор, а управлял им Анатолий Гринденко. В 1980-е годы, в период так называемой перестройки, открылся Данилов монастырь. Я не был сам в этом монастыре в то время, но говорят, что было такое воодушевление, что дух горел: в 1960-70-е годы монастыри закрывались, уничтожались, а тут вдруг к 1000-тию Крещения Руси открылся монастырь, началась служба. В то время запрещали служить по уставу, потому что это дает дух, — а тут утреню сделали утром, как это и положено. Тогда наместником монастыря был владыка Евлогий (ныне архиепископ Владимирский и Суздальский). Он был очень уважаем за его любовь к службе, за доброе отношение к людям. Хор Гринденко собирался в то самое время и собирался именно духом. Основу хора составили церковные певчии из так называемых правых праздничных хоров, с хорошими голосами и музыкальными данными. Сам Анатолий Гринденко — выпускник консерватории, виолончелист известного в 1970-80-е годы ансамбля стариной музыки «Мадригал». Однако самое ценное не то, что в хоре пели профессионалы, а духовная ревность, воодушевление. Когда я пришел в этот хор в 1985-86 гг. гармонию не пели вообще. Пение было очень сильное и глубокое, так как была духовная ревность и верная направленность. Впервые начали петь подобны — «О дивное чудо», Киево-Печерский распев, «В молитвах Неусыпающую», потом стали петь разные гармонические вещи, выступать на концертах. Может быть, отчасти, это изменило дух.
В 1985-86 гг. хор Гринденко (тогда он еще не назывался «Древнерусский распев») записал сопровождение к 9-серийному фильму «Ломоносов» — запись службы прп. Сергию Радонежскому. Я тоже участвовал в этой записи. Не могу сказать, что именно это образец, именно так и надо петь, но на эти записи можно было бы ориентировать — только опять же: где их найти?
В завершение этой беседы приведу определение сущности церковного пения, данное святыми отцами церкви II—III веков: «Когда человек молится и для выражения молитвы ему не хватает слов, он начинает петь». Пение — это не только музыка, а сугубая молитва, приводящая к Богу. Велика награда будет певчим, если они своим пением, смирением будут помогать людям приходить к Богу, побеждать грехи и страсти и благодарить Христа Спасителя, коему слава во веки веков. Аминь.
Богоявленского монастыря
иером. Михей (Разиньков)