Библиотека
Крест свой надо вызолотить
К ДНЮ ПРАЗДНОВАНИЯ ПАМЯТИ ПРП. АМВРОСИЯ ОПТИНСКОГО И ВСЕХ СТАРЦЕВ ОПТИНСКИХ.
Одна из первых икон прп. Амвросия Оптинского, письма арх. Никона (Смирнова), брата владыки Евлогия
Первому наместнику, возобновителю монашеской жизни в Свято-Введенской Оптиной пустыни митрополиту Евлогию (Смирнову)посвящается
«Крест свой надо вызолотить!»
Когда владыка Евлогий был еще совсем молодой – кто-то из духовных людей, старцев, сказал, увидев его: «Вот идет строитель монастырей!» Тогда, в советское время, это прозвучало очень странно: какой такой строитель? каких монастырей? А когда он был поставлен на Владимирскую кафедру – эти слова воплотились в жизнь: за короткое время владыка открыл около тридцати монастырей!
Помню, как владыка Евлогий говорил: «Приехал человек на новое место – и затеплил лампаду, началась монастырская жизнь, молитва к Богу!» Когда я приехал на север в заброшенный пустынный Кожеозерский монастырь, то вспомнил эти слова – и первым делом затеплил лампаду у себя в келье. До сих пор помню, какое благодатное при этом было чувство. Случайно заглянувший в мою келью рыбак, человек совершенно нецерковный, почувствовал это и, как смог, выразил: «О, как красиво!» Он не знал, что такое благодать – но и его душа отозвалась.
Владыка очень любил монашество! Недаром его называли «монахолюбивый архиерей». Всей душой радел о восстановлении духовной жизни. Очень мало в нашем мире таких молитвенников. Светлая память владыке Евлогию!
О владыке Евлогии я впервые услышал от моих родителей. Мой папа – протоиерей Иоанн - учился вместе с ним в одном классе духовной семинарии. Мои родители часто бывали у него дома. Они говорили, что это очень благочестивый монах, советовали держаться его, обращаться за советом.
Послушник Георгий Смирнов
(будущий митрополит Евлогий)
Отец Евлогий вырос в благочестивой многодетной семье – их было десять человек детей. Владыка с самой юности общался со множеством подвижников, старцев и стариц. Сначала его мама возила, потом он сам к ним ездил. Мама в конце жизни приняла монашеский постриг с именем Надежда. Постриг совершил ее сын – архимандрит Евлогий.
Отец Евлогий со своей мамой – монахиней Надеждой
С юности он посвятил себя на служение Богу. С 1956 по 1960 год был старшим иподиаконом у патриарха Алексия I, который в 1967 году рукоположил его во иеромонаха.
Св. Патриарх Алексий I и его иподиакон Георгий Смирнов
Весной 1960 года Георгий Смирнов был принят в число братии Троице-Сергиевой лавры, он застал тех монахов из старшей братии, которые испытали тюрьмы и лагеря, близко знал их, прошел у них школу исповедничества, был носителем этого духа.
Затем настоятельство в Даниловом монастыре и Оптиной пустыни и почти тридцатилетнее летнее служение на Владимирской кафедре.
Что отличало владыку Евлогия? Он очень любил людей. Еще в его бытность экономом объединенной Лавры и семинарии, несмотря на прещения со стороны властей (а в советское время это было очень непросто!), он специально держал грузовик, чтобы помогать безвозмездно людям, прежде всего немощным старушкам: кому дров подвезти, кому перевезти что-то и т.д.
Мне рассказывали такую историю. В лавре был каменщик-молдованин Древаль. Он очень сильно пил. Отец Евлогий как-то завел с ним разговор, увещевал его – но все было безполезно. Тогда он взял молитвенное правило – и вымолил этого человека! Тот оставил свою пагубную привычку.
Монах Евлогий (Смирнов)
Потом я услышал об отце Евлогии в Москве, когда его назначали настоятелем первого открытого в советское время Данилова монастыря. Москвичи радовались, что возрождать монастырь назначили такого благочестивого наместника. Он запомнился людям тем, что был душой монастыря – все духовно согревал.
Одним из первых деяний архим. Евлогия стало восстановление устава, который соблюдался в монастырях до революции: он взял благословение у Св. Патриарха Пимена, чтобы восстановить естественный ход богослужения – рано утром служить сначала полуночницу, а потом утреню, часы и Божественную Литургию, как и было установлено в церкви с первых веков христианства.
Св. Патриарх Алексий I и его иподиакон Георгий Смирнов
Познакомился я с отцом Евлогием лично, уже когда Господь привел меня в Оптину пустынь. Это было в сентябре 1988 года – почти на самое ее открытие. Помню, ощущение, что благодать в Оптиной льется рекой. Выйдешь вечером из монастыря, смотришь на пойму реки Жиздры, на закат и душа сама поет: «Свете Тихий святыя Славы Безсмертнаго Отца Небеснаго Святаго Блаженнаго, Иисусе Христе... Пришедше на запад солнца, видевше свет вечерний поем Отца И Сына и Святаго Духа, Бога…». И это чувствовали все приезжающие туда. Я до сих пор живу духом той, возрождающейся Оптины.
Оптинская братия на ступенях колокольни
(1990 г.)
Наместником Оптины поставили архимандрита Евлогия. Каким мы его запомнили? Владыка Евлогий участвовал во всех сторонах жизни монастыря – во всем! Мы только удивлялись: как у него хватает сил?! Возрождение такого большого и значимого монастыря требовало напряжения всех сил – и физических и духовных, можно только догадываться, сколько дел и забот было у наместника. Но несмотря ни на какие обстоятельства, отец Евлогий ежедневно был на службе – хотя бы на полчаса, но придет.
Когда он приходил на службу, то обычно находился не в алтаре, а на клиросе: сам читал, пел и управлял хором во время сходок посредине храма. До сих пор помню его замечательное, глубочайшее пение. Если говорить о возрождении знаменного пения в наше время – то как образец могу назвать именно отца Евлогия: его пение и руководство хором. А мне было с чем сравнивать, потому что, будучи профессиональным музыкантом, до ухода в Оптину пустынь я с 1986 года пел в церковном ансамбле «Древнерусский распев», созданном по благословению митрополита Питирима (Нечаева) при Издательском отделе Московской Патриархии. Этот хор был специально создан для восстановления знаменного пения в церкви. Сейчас многие увлекаются знаменным пением – но обычно не выдерживают испытания знаменным одноголосием: постепенно начинают «украшать», добавлять иссон, и пение получается не русское, искажается дух знаменного пения.
При владыке Евлогии было чистое одноголосное знаменное пение, наполненное молитвенной глубиной. Оно было таким, каким и должно быть – прежде всего воздвигало людей на молитву! Более духовного пения я не слышал.
Владыка Евлогий установил в Оптиной знаменное пение догматиков, «Свете Тихий», прокимнов на полиелее и воскресных тропарей на утрене после «Великого славословия» («Днесь спасение миру бысть…» и «Воскрес из гроба и узы растерзал еси ада…»). Когда на вечерне приходило время петь догматик, то, по его благословению, все выходили на сходку и пели на середине храма. Регентовал сам о.Евлогий. Это было необыкновенное, глубокое пение: каждое слово молитвы отзывалось в сердце и многие молящиеся с умилением плакали.
Мы замечали, что когда наместника не было на службе (это бывало крайне редко) и мы пели сами – то у нас ничего не получалось: вроде бы все хорошо, все правильно - а духа, молитвы не было. А когда приходил владыка Евлогий – всё оживало, каждое слово доходило до глубины души! Таким необычным свойством обладал его голос – из-за духовности: всё сразу начинало звучать очень глубоко, молитвенно! Благодаря такому пению я понял, что такое догматики – о воплощении Господа через Деву Марию. Это была наша духовная семинария – всё доходило через пение, через молитву! Это было заложено именно владыкой Евлогием.
Однажды в разговоре с владыкой Евлогием я, будучи еще послушником, со свойственной молодости горячностью предложил: «Отец Евлогий, а хорошо бы всю службу петь знаменным распевом – как положено?» А отец Евлогий мне отвечает: «Нет, не надо. Частями надо, частями: вот догматики, «Свете Тихий», прокимны на вечерне и полиелее и воскресные тропари». Позднее я узнал, что еще до революции было постановление Священного Синода, чтобы восстановить знаменное древнерусское пение именно в указанных владыкой частях. То есть владыка Евлогий и в этом оказывал послушание Церкви, сохранял преемственность!
Прошло всего несколько месяцев после открытия Оптиной пустыни, братии еще было не так много - человек двадцать – но отец Евлогий благословил, чтобы на всех службах пели на два клироса. Пусть не всегда пели слаженно – но это было пение на два клироса, по образу пения Ангельского, как это было открыто в Божественном откровении священномученику Игнатию Богоносцу!
На клиросе отец Евлогий сам за всем следил, проверял – но никогда не давил, а своим собственным примером подвигал нас молиться Богу, познавать Его. Если поправлял – то всегда с любовью. Помню такой эпизод: я убирал богослужебные книги на клиросе, взял «Минею», поставил на место в ряд с другими книгами – а закладку не поправил. Отец Евлогий вытащил эту «Минею», поправил ленточки, загнул их как положено – но ничего не сказал. Я запомнил это на всю жизнь. Видимо, этот пример был соединен с молитвой – потому что столько лет прошло, а я до сих пор это помню, каждый раз заправляю ленточки в богослужебных книгах так, как показал отец Евлогий.
Наместник Свято-Введенской Оптиной пустыни
Архимандрит Евлогий (Смирнов)
(1990 г.)
Когда отец Евлогий был в алтаре – никаких лишних разговоров быть не могло. Сам он всегда глубоко молился и никому не позволял ни разговаривать, ни заниматься чем-то посторонним, ни вести себя каким-то другим неподобающим образом. Никогда в алтаре не происходило решения даже самых неотложных дел, подписания каких-либо отчетов или чего-то подобного. Это было немыслимо! Всегда в алтаре была благоговейная, молитвенная обстановка, все понимали, что алтарь – это Святая Святых. Особенно это проявлялось на Литургии.
Вся оптинская братия, которая была при отце Евлогии, воспринимала его поведение как образец для подражания. Такая деталь - мы никогда не видели мы отца Евлогия в мирской одежде, потому что он любил монашество, все, что с ним связано, дорожил монашеской одеждой и никогда ее не снимал. И в этом он был для нас примером.
Отец Евлогий никогда не повышал голоса, не кричал, но если сделает замечание – то как-то и мягко, и вразумительно, и вместе с тем утверждающе. Помню, такой показательный случай. Один оптинский брат был сильно загружен послушаниями и решил пропустить молебен с акафистом преподобному Амвросию Оптинскому, который служился каждое воскресенье перед Литургией. Для успокоения совести он сказал сам себе: «Ничего страшного, если один раз пропущу - очень сильно устал. Служащих будет, наверное, много, наместник, может быть, и не заметит». После молебна этот брат пришёл на Литургию и переживал, что получит выговор - но вроде бы всё обошлось. «Ну, - думает, - на следующий день выскажет мне все наместник». Проходит понедельник, вторник – вроде бы, всё ничего, сошло с рук. Наступает пятница. Отец Евлогий вызывает этого брата к себе и так глубоко стал взывать к его монашеской совести, увещевая его, что как можно и помыслить пропустить молебен преподобному Амвросию, главному покровителю святой обители, чьими молитвами здесь все устрояется? И как впоследствии говорил брат, что так он меня вразумил, что я на всю жизнь забыл, как не ходить на молебен преподобному. И так было всегда: отец Евлогий не кричал, не давил, не унижал – но задевал в душе человека какие-то нужные струны, пробуждал совесть – и человек находил в себе силы исправиться!
При наместнике архим. Евлогии вся монастырская жизнь Оптиной наполнялась уставом, который определила Православная Церковь. Тот устав, который устанавливал отец Евлогий, был наполнен искренней любовью к Богу, к тому, что установили святые отцы – но при этом совершенно не было формализма: «положено – и все тут!». Перед всенощным бдением всегда служилась малая вечерня, как и положено, затем была вечерняя трапеза. Сама всенощная была полным чином, без сокращений. Во время вечерней дважды читались поучения святых отцов, а во время утрени - трижды, что придавало службе более глубокое молитвенное осмысление. В этом пример брали некоторые храмы Москвы и других городов. Под воскресенье служба длилась по 6-7 часов, что и соответствовало названию этой службы – всенощная, которая заканчивалась глубокой ночью. И у всех хватало сил, мы как на крыльях летали! Думаю, если бы кто-то другой взялся за это – возможно, это тяготило бы. Но мы чувствовали, что основное бремя несет на себе отец Евлогий – и это укрепляло.
103 псалом в начале вечерни читал сам наместник. Чтение его было необыкновенным, глубоким - с переменчивой интонацией – но не актерской! Отец Евлогий читал, выделяя слова так, как это мог сделать только духовный человек, чтобы донести до нас – духовных младенцев – смысл читаемого. Душа ощущала величие Божие, Его промысел в создании мира, что всё в руках Божиих: «отъимеши дух их, и исчезнут, и в персть свою возвратятся. Послеши Духа Твоего, и созиждутся, и обновиши лице земли. Буди слава Господня во веки» (пс. 103). Надо отметить, что отец Евлогий, как истинный монах, очень любил «Псалтирь», знал ее наизусть и составил духовный труд «От псалма к псалму» с толкованием всех 150 псалмов богоотца псалмопевца пророка Давида.
Так же глубоко отец Евлогий читал на субботних службах «Блажен муж». Еще мне запомнилось, как Великим Постом отец Евлогий читал Покаянный канон прп. Андрея Критского. Через все годы моей монашеской жизни я пронес воспоминание о его глубоком молитвенном чтении. Как ни тренируйся, не старайся подражать – ты этого не сможешь ни повторить, ни скопировать, ни передать. Хорошо было бы найти записи его чтения! Оно оказывало глубочайшее благодатное действие на нас, братию, на всех паломников – и Оптина наполнялась богомольцами все больше, и больше, и больше…
Чин Панагии. Оптинская братия идет на трапезу (1990 г.)
К концу 1990 года в монастыре насчитывалось уже более 45 человек братии! И отец Евлогий дорожил каждым, заботился о спасении каждой души, приведенной под благодатный кров Оптинской обители. Вспоминается такой случай.
Один молодой оптинский иеромонах, окончивший семинарию, лет 23-24, видимо, разочаровался в своих ожиданиях и решил уйти из Оптиной пустыни в мир, на приход. Это было самое начало возрождения монастыря. Иеромонахов тогда почти не было. Отец Евлогий всеми силами заботился о спасении его души, удерживал в монастыре, многократно увещевал не покидать монастырь, но тот не слушал. Тогда он вызвал его на духовный собор, где собирались почтенные братия, в возрасте - игумен Герман из Тольятти, игумен Поликарп, один из уважаемых духовников. Но иеромонах нисколько не желал прислушаться к их увещаниям и твердил одно: «Отпустите, прошу вас, чтобы вы не говорили – я уйду». Что тогда делает отец Евлогий? Он встает из-за своего стола, уже седобородый, маститый, – подходит к этому брату, земно кланяется, становится перед ним на колени и говорит: «Я прошу тебя, брат, – не уходи, останься». Все заплакали: отец Поликарп, отец Герман и другие братия духовного собора, настолько всех это умилило. И сам этот иеромонах заплакал – и не ушел.
Архим. Евлогий в своем кабинете
наместника (Оптина пустынь)
Отец Евлогий был глубоко богословски образован – но не только семинарским образованием, а тем, о котором пишет прп. Симеон Новый Богослов: «Кто истинно молится – тот истинно и богословствует, и кто истинно богословствует – тот и молится истинно». Будучи еще молодым, я начал задумываться, почему люди так тянулись к владыке Евлогию, ехали к нему из Москвы и других городов нашей родины. Многие из тех, кто полюбил Данилов монастырь в годы наместничества архим. Евлогия, стали ездить в Оптину. Сначала мы думали, что это благодать самой Оптины «притягивает» людей – но со временем стало ясно, что притягивала также такая духовная величина, как отец Евлогий. За его боголюбие, за глубину служения – когда каждое слово службы начинает доходить до глубины сознания, до души и сердца, и человек начинает молиться – именно за это люди и любили владыку!
Особое впечатление на всех производили его проповеди. Мы с братией сравнивали их с проповедями других священников и московских проповедников. Но проповеди владыки Евлогия отличались от всех: он находился как бы вне времени, бывало, слушаешь его – и понимаешь, что эта проповедь могла звучать и во II веке, и в V, и в XV и в нашем XX и в XXV – если бы Господь дал такое время. Т.е. его проповедь была как бы вне времени и пространства, он так ее строил, что совершенно не касался никаких сиюминутных событий, которые относятся к современности. Он не говорил о повседневности – он проповедовал о глубоко духовных, нравственных и спасительных для души любого человека истинах христианства. Эта проповедь была как бы надмирная, вне времени – особенно после Причастия. Чувствовалось, что он причастился Святых Христовых Таин, таинственно соединившись со своим Творцом и Создателем, что проповедует богодохновенный Христов пастырь.
Архим. Евлогий(Смирнов)– проповедь в Оптиной пустыни
Отец Евлогий имел большую духовную силу, внутренний авторитет. Те, кто ездил с отцом Евлогием по делам, рассказывали, что, когда он приезжал в любую организацию – даже в такую высокую, как Совет министров - все перед ним вставали и с большим почтением с ним разговаривали.
Или, например, приезжает отец Евлогий в кабинет главы Козельской администрации – а там накурено, люди сидят, развалившись, в расслабленной неформальной обстановке, беседуют – такой «междусобойчик» - но как только увидят отца Евлогия – сразу встают, гасят сигареты, открывают окна, чтобы проветрить помещение: «Простите! Простите!» С большим почтением встречают, решают все вопросы, идут навстречу. А ведь люди в то время в основном все были партийные, не церковные, но оказывали архим. Евлогию великое почтение – не могли при нем хамить или как-то еще недостойно себя вести. Потому что сам по себе вид его, его манера говорить внушали почтение. Это было действие благодати Божией, которая почивала на отце Евлогие.
Митрополит Алексий (будущий Патриарх Московский
и всея Руси Алексий II) и архимандрит Евлогий
Когда после открытия Оптины встал вопрос о передаче монастырю скита – отец Евлогий уехал в Москву решать этот вопрос в совете министров СССР. Ситуация была очень сложная, неясно было: передадут - не передадут. Помню, весь монастырь во главе с игуменом Поликарпом Нечипоренко (ныне духовник Шамординской обители) молились св. Иоанну Предтече перед ракой прп. Амвросия – все молились от души, кто-то даже плакал. И эта наша любовь к Богу, к Оптиной пустыни - она передавалась и усиливалась отцом Евлогием.
Когда скит все же был передан – что делает наместник? Во вторник, в день, который Церковь посвятила памяти св. Иоанна Предтечи, вся братия Оптиной пустыни обязаны были быть в скиту на ночной службе, которая начиналась в два часа. Весь скитской храм наполнялся братией. И сам отец Евлогий приходил неукоснительно, как обычно, сам пел, читал. Таким образом, своим примером он учил нас любви к Богу, показывал пример во всем. Но не так: «Посмотрите на меня, как я делаю!» А просто он не мог по-другому – он делал все это по любви к Богу, а это передавалось нам. Были, конечно, нерадивые братья, которые роптали, что приходится вставать ночью. Но я, помню, что хоть и было трудно, но мы радовались, что молились ночью! Ведь по словам преподобных отцов древности ночная молитва особо Богоугодна и благодатна. Позднее, будучи уже архиереем, владыка Евлогий в своей епархии всячески поощрял ночную молитву, благословлял служить хотя бы в некоторых монастырях ночные Литургии. Нередко уединенно служил в домовом архиерейском храме.
С любовью вспоминают владыку Евлогия и в Шамординском женском монастыре: как он всегда радел о возрождении этой обители, о восстановлении духовной жизни в ней, посылал туда лучшую братию на богослужения.
И Господь за такую любовь и труды подавал все необходимое! Помню такой случай: надо платить рабочим – а денег нет. И тут же кто-то приносит в церковную лавку какой-то пакет, завернутый в советскую газету. Говорит: «Передайте наместнику». «Что? От кого передать?» - «Да не надо ничего говорить, Господь знает!» Открывают пакет – а там 50 тысяч рублей советскими деньгами! Это 1988 или начало 1989 года. И зарплату всем рабочим выдают!
Архим. Евлогий в Оптиной пустыни
У него не было авторитарности в правлении, он никогда не кричал, не давил, но если скажет свое слово – то все, никаких вариантов.
Помню, когда по молодости мы опаздывали на службу – первым делом спрашивали: «А Евлогий здесь?» И если здесь – старались поскорей пробраться, проскользнуть незаметно. Почему? Мы боялись. Но не его гнева (мы не помним его гневающимся). Мы боялись его огорчить.
Владыка очень любил людей и доверял им – именно ДОВЕРЯЛ. Не требовал никаких бумаг. Мы в Оптиной жили при нём как в раю. Порядок, конечно, был. Например, ты приходишь на склад – ты не можешь взять всё, что вздумаешь – банку краски, например, но десяток гвоздей, зубную щетку тебе дадут без всяких формальностей, расписок и т.д., как потом уже стали делать. Все было по-Божьему, с любовью. И это распространялось именно от него на весь монастырь. И мы понимали, что был бы другой наместник – и все было бы иначе.
Когда мы уже лишились отца Евлогия как наместника (в ноябре 1990 года его поставили епископом на Владимирскую кафедру), оптинская братия ездила в Псково-Печерский монастырь и спросила у старца отца Иоанна Крестьянкина: «Будет ли у нас еще такой наместник? Мы не ценили, как должно…» О. Иоанн ответил: «Нет, таких наместников больше не будет. Это последний из могикан…».
Однажды отец Евлогий возвращался из Москвы после беседы с московской интеллигенцией и уже на подъезде к Оптиной пустыни попал в аварию. Владыка дремал, когда на крутом повороте со спуском показалась стоящая грузовая машина с прицепом – без фар и светоотражающих элементов. Хлопьями шел сильный густой снег, «Волга» отца Евлогия врезалась в колеса прицепа. Он ударился головой в стекло – потерял сознание. Шофер Сергей Матвеевич, верующий человек, успел сориентироваться и сразу вытащил отца Евлогия из машины, после чего в нее почти сразу врезались еще две машины!
Пока архим. Евлогий находился в больнице – всем архиереям от какой-то группы лиц были разосланы телеграммы клеветнического содержания, что о. Евлогий - вор и т.п., и его надо снять с наместников Оптины и поставить другого, то есть была организована какая-то кампания. На святых людей всегда возводится разная клевета. Но Святейший Патриарх Пимен, не поверил наговорам – и все осталось по-прежнему.
А накануне этой аварии замироточила «Казанская» икона Божией Матери. Помню, как отец Евлогий, узнав об этом, зашел в храм, запел «Заступница усердная», помазал себе голову – и Матерь Божия сохранила его!
Еще раз замироточили иконы – уже после отъезда владыки Евлогия из Оптиной, когда стали ломать введенный им устав: отменили повечерие, утреню стали служить вечером. Когда была проведена последняя служба по установленному владыкой Евлогием уставу, соответствующему древнему церковному установлению – одновременно заплакали десять икон! Я сам это тоже видел: плакала икона Божией Матери «Семистрельная» на клиросе – с нее прямо текли струйки мира; иконы над ракой с мощами прп. Амвросия – тоже замироточили, заплакали… Уже на следующий день, после того как изменили устав, почувствовалось, как будто в обители произошло какое-то опустошение…
Владыка Евлогий никого не ругал – он просто молча делал свое духовное дело. Но враг постоянно восставал на него клеветой и обвинениями: еще в Даниловом монастыре находились клеветники, которые распространяли нелепые слухи, наподобие того, что «архимандрит Евлогий весь двор Данилова монастыря проложил фанерой», что он ничего не бережет, все разворовывает. То же самое происходило и в Оптиной пустыни. Когда архим. Евлогия поставили на Владимирскую кафедру епископом, враг-клеветник начал действовать через людей: стали говорить, что отец Евлогий злодей, что расхитил деньги, все делал неправильно и прочую разную клевету. Я отвечал таким людям: «Вы знаете, для того, чтобы вам поверили, вам нужно всех до одного выгнать, кто знал отца Евлогия, потому что тем, кто лично знал его - есть с чем сравнить!». Мы-то видели его жизнь своими глазами - с утра до ночи он на ногах: в 4 часа утра в его кабинете уже горел свет, а выключался он около двух часов ночи! Все эти злые языки были посрамлены. Да и как могло быть иначе! У лжи короткие руки.
Митрополит Владимирский и Суздальский
Евлогий (Смирнов)
Слава Богу, что есть такие светильники, как владыка Евлогий, которых поставляет Господь, благодаря которым мы можем почувствовать веяние Духа Святого, у которых мы можем учиться истинной любви к Богу, богослужению, уставу, почтению к другим людям, трудоспособности – беспрестанным трудам, духовным и физическим, во славу Божию. Такой пример стоит перед тобой – и ты счастлив, что, хотя бы один раз соприкоснулся с таким человеком, услышал его проповедь, увидел его жизнь. У тебя уже появилась точка отсчета – есть эталон, с которым можно сравнить. А наше время – оно очень бедно на духовные эталоны. Церковь очень сильно разрослась – а преемственность очень слабая. Но как сказано в Евангелии, мал квас все тесто квасит. Будем надеяться, что именно эта закваска – ни саддукейская, ни фарисейкая, а закваска истинная, Христова – закваска глинских старцев, которых знал о. Евлогий, других духовников, старцев, архимандритов Тихона (Агрикова) и Кирилла (Павлова), с которыми он общался, его духовной матери – монахини Раисы[1], высокой духовной жизни, прошедшей очень многие испытания – эта малая закваска, которую все же сохраняет Христова Церковь – это и есть Православие, это и есть тот православный дух Христов.
Примечательно, что великого старца Троице-Сергиевой лавры архимандрита Тихона (Агрикова), чьи письменные труды все более и более духовно поддерживают людей и учат истинной простоте православной веры, Господь сподобил отпевать именно владыке Евлогию.
Митр. Евлогий на отпевании
схиархим. Пантелеимона
(Тихона Агрикова)
Желание сохранить ту благодать, которую я застал в Оптиной пустыни, тот устав, который был введен о. Евлогием привели меня на север – в пустынный Кожеозерский монастырь, где я прожил 20 лет. В 1998 году я с двумя Оптинскими братиями, монахом Амвросием и послушником Николаем, в первый раз добирался до Кожеезерского монастыря. Было много дел, суматохи – нужно было купить и загрузить много разных вещей для монастыря. Даже чаю некогда было попить. И вот уже по дороге в монастырь монах Амвросий, постриженный в честь прп. Амвросия Оптинского, спрашивает меня: «А ты знаешь, чья сегодня память?» Оказалось, что мы выехали на Кожозеро 10 июля - в день памяти прп. Серапиона Кожееерского, основателя монастыря. Но самое удивительное выяснилось позднее: в тот самый день, когда мы, трое оптинских братий, выехали на Кожозеро, происходило обретение мощей прп. Амвросия. Великий оптинский старец, восстав мощами, как бы благословил свою братию и подал нам благодать на возрождение далекой северной обители. Интересно, что восстановление Кожеезерского монастыря началось с надвратного храма в честь иконы Божией Матери «Тихвинская». Также и в Оптиной: первым был открыт надвратный храм в честь иконы Божией Матери «Владимирская».
Братия, приехавшие со мной на Кожозеро, вскоре покинули монастырь. Обрушилось множество искушений и напастей как духовных, так и физических. Потому что враг рода человеческого особо восстает при начале созидании монашеской жизни в разрушенном монастыре. И я остался один на один со множеством трудностей, испытаний, скорбей. Было очень тяжело, не раз приходила мысль оставить монастырь. Но укрепляли молитвы и благословение старцев архим. Кирилла (Павлова), схиархим. Симеона (Нестеренко), прот. Николая (Гурьянова) и тот небольшой духовный опыт, полученный от владыки Евлогия еще в Оптиной пустыни.
В 2009 г. во время поездки в Дивеево я был проездом в Боголюбском монастыре под Владимиром, накануне памяти великомученицы Варвары. Неожиданно стало известно о приезде владыки. На утрени, во время чтения кафизмы, когда владыка стоял у престола, я, от сердца помолившись, спросил у владыки совета, можно ли мне собирать сестринскую общину в Кожеозерской обители, с дальнейшей целью создания женского монастыря. В то время из мужчин почти никто не приезжал и тем более не оставался, в год по два-три человека. Братию собрать не получалось. Владыка внимательно выслушал и, помолившись, ответил: «Да, с сестрами тебе будет легче.» И благословил собирать сестер.
После, во время одного из испытаний для монастыря, мне удалось встретиться с владыкой Евлогием, я поделился с ним трудностями возрождения монашеской жизни в пустынном удаленном месте, куда добирается очень мало людей и больше двух месяцев почти никто не остается. Владыка Евлогий внимательно выслушал меня и сказал: «Да, таким как ты нужно помогать. Приезжай ко мне во Владимир». И когда я приехал, он духовно поддержал меня, а также попросил игумению одного из владимирских монастырей прислать мне в помощь нескольких сестер. Казалось бы – своих дел и проблем не в проворот, не его епархия, но: «Надо помогать!».
В дальнейшем владыка присылал нам поздравления с великими праздниками, непременно подписывая: «Иеромонаху Михею с сестрами», стараясь поддержать монашескую жизнь сестер в далекой лесной пустыни Русского Севера. И даже хотел приехать в наш монастырь, несмотря уже на свой преклонный возраст, узнавая у меня, возможно ли ему как-то добраться до обители. Так он радел о поддержании и укреплении монашеской жизни в далеких уголках нашей Церкви.
Само его служение, его проповеди и вся жизнь говорят о том, что это был Божий человек, который любил своего Творца, любил Христа – всю жизнь положил на служение Ему и был благодарен Богу за то, что он служит Ему в священническом и затем епископском сане. Владыка всей своей жизнью вызолотил свой христианский крест!
Вечная память дорогому о Господе владыке Евлогию!
Блажени, яже избрал и приял еси, Господи,
и память их в род и род.
Иеромонах Михей (Разиньков)
22 октября 2020г.
Штрихи к портрету владыки Евлогия
Порой одна фраза, один поступок могут лучше раскрыть всю глубину духовного устроения человека, чем самый подробный рассказ о нем. Мне вспоминается несколько таких случаев, связанных с владыкой Евлогием, в которых для меня раскрылась высота его духовного утроения.
Письмо владыке
Был один трудник, простой русский человек, за 60 лет, Юра Копосов. Он часто приезжал в Оптину пустынь, бывал и на Кожозере, куда я отправился после Оптины. Оптинские паломники рассказали мне, что он написал владыке Евлогию письмо. И что показательно: владыка Евлогий ему ответил! Написал большое письмо на много листов. Сложно представить, как вообще можно справлять с такой громадной епархией - заниматься епархиальными делами, управлять 28 монастырями, сотнями храмов, встречаться со множеством людей, с начальством вплоть до самых высоких чинов в Москве – при этом держать молитвенное правило! И владыка Евлогий, несмотря на загруженность и перегруженность, настолько по-человечески - берет и отвечает простому дедушке. Думаю, это очень показательный случай.
Поездка к владыке Евлогию (1995 год)
После Оптиной пустыни я оказался в Троице-Сергиевой Лавре. Благочинный Лавры о. Даниил поставил меня управлять знаменным хором Лавры. Я вспомнил, как пел владыка Евлогий и горько сожалел, что мы не записали его пение, хоть бы украдкой. Никто не мог спеть знаменным распевом так, как он. Я взял благословение записать пение владыки и поехал во Владимир. От Лавры это не очень далеко. Я был всего лишь послушником – и было неловко подходить к епископу с такой просьбой. К тому же это были горячие годы восстановления епархии – владыка постоянно был в разъездах, каждый день служил в разных храмах. Но я решился, подошел и говорю: «Владыка, простите меня за мою нескромность! Мне очень нравилось, как вы пели догматики. Могли бы вы мне на диктофон напеть догматики – чтобы на всю жизнь осталось?» Я сейчас сам удивляюсь: такой большой, великий, можно сказать, человек – а тут какой-то послушник со своей неожиданной просьбой. Что же Владыка? Он мне отвечает: «Давай вечером». А вечером не получилось. И на следующий день никак. Так прошло дня три-четыре – уже мне надо уезжать, так я ничего и не записал. Сейчас понимаю, что владыка, видимо, не хотел меня огорчать, разочаровывать отказом – и сделал это так деликатно, не обидев.
Но вот что самое поразительное: когда я оказался на Кожозере – я с удивлением заметил, что могу петь по памяти все восемь догматиков - а они сложные! Я их, конечно, и раньше знал, ведь мы их пели в Оптиной и в Лавре на клиросе, но всегда по нотам. А тут вдруг они как-то сами по себе выучились наизусть. Мало этого: через их пение стал доходить духовный смысл содержания догматиков о величии Божией Матери - обо всем, что в них сказано Святым Духом. Думаю, что это произошло по молитве владыки Евлогия.
«Крест свой надо ВЫЗОЛОТИТЬ!..»
Когда владыка Евлогий первый раз приехал в Оптину в сане епископа, на трапезе он сказал слово о кресте монашеском. И очень глубоко произнес: «У каждого есть свой крест. У кого больше, у кого меньше. Но крест свой надо … ВЫ-ЗО-ЛО-ТИТЬ!» Особенно он выделил это последнее слово – именно духовным подчеркиванием, как может сделать только духовный человек. Это запомнилось.
О патриархальном укладе жизни владыки
Владыка Евлогий, будучи на Владимирской кафедре, никогда не пользовался мобильным телефоном. У него его просто не было! Любой человек, хоть из церковной, хоть из мирской среды, поразится: «Как можно в наше время управлять такой громадной епархией – всей Владимирской областью - и без мобильного телефона?!» Оказывается, можно. И сейчас сложно себя представить владыку Евлогия, говорящим по мобильному телефону. Не вяжется.
1. См. «Житие монахини Раисы (Кривошлыковой)», написанное владыкой Евлогием (https://www.aksobor.ru/svjatye/monahinja_raisa_krivoshlykova/zhitie_monahini_raisy_krivoshlykovoj)